Тени острова Дронов (СИ) - Страница 23

==== ====

Часть вторая

*

Начало зимы в этих широтах дело такое — ветра и шторма. Тяжёлые рваные тучи с мрачным упорством наползают с моря и злобно хлещут по каменистым бокам, то обжигающим снегом с дождём, то леденящим дождём со снегом. А грязно-свинцовые волны, нагоняемые неистово воющими ветрами, бросаются со всех сторон на обледенелые скалы, как собаки на гигантского, неповоротливого медведя. Рычат и шипят, плюются пеной и вгрызаются в изрытое каменистое тело мокрыми пастями. Выворачивают камни, свирепо перекатывают и дробят с грохотом до состояния песка и мелкой гальки, усыпают ими береговую линию. И устало откатывают, чтобы через минуту вновь повторить свой остервенелый натиск. И некуда деться от зимней ярости неба и моря, одиноко брошенному в безбрежности водной пустыне Острову. Потому угрюмо стоит он, терпеливо снося все невзгоды в ожидании погожих летних деньков, когда море и небо умерят свой нрав и можно будет перевести дух — подремать под горячим солнцем и понежить старые кости в тёплой ленивой воде…

— Не надо так расстраиваться, дорогой Алехандро. Два месяца — это не срок. Вот, обратите внимание на меня — я же не расстраиваюсь. Мне, естественно, тоже неприятна эта ситуация, но я же, не кисну, не заламываю руки и не стенаю. Держите спину ровно, юноша, и смотрите неприятностям в лицо гордым взглядом высоко поднятой головы — знайте себе цену и не разменивайтесь по мелочам.

На площадке пред Карчмой — постоянной базой аналитического отдела ЧД — шумел ледяной зимний ливень с косыми упругими струями и снежной крупой. А злющий ветер с моря подвывал на голоса в решётчатой мачте сетевого ретранслятора. Алекс и Педро Крот, в образе своих дронов, сидели в Зале Совещаний в тепле и уюте, смотрели в окно-иллюминатор на непогоду и предавались самоуничижению. Точнее, предавался один Алекс, а Педро его утешал и ободрял, по мере сил.

— Понимаете, дорогой друг, это ведь очень непросто — ждать. Ждать да догонять — хуже нет. Это сказал народ, а народ мудр, зря не скажет.

— Да я понимаю, Педро, только мне от этого не легче. Это для вас они результат научного эксперимента, а для меня… Никогда себе не прощу своей глупой поспешности. И никто не сможет убедить меня в обратном.

Педро сделал неторопливо-важное движение рукой, словно из богато инкрустированного самоцветами кубка пригубил драгоценное вино знаменитых севильских мастеров. Посидел немного в задумчивости, глядя в потолок прижмуренными от удовольствия глазами, оценивая вкус и аромат. Медленно глотнул. Причмокнул, еле слышно выдохнул через нос и сказал:

— Не бери в голову, Алекс, если бы на свете всё было просто, зачем бы тогда были нужны мы? Вот сейчас ты — важный человек, у тебя целый научный отдел — ЧД. Под тебя созданный и на тебя работающий. Даже Карчмарь работает на тебя. Даже я, формальный твой начальник, исполняю все твои прихоти. Разве вам это не льстит, Алехандро? Ну, да, работа не идёт. Да, не удаётся пробудить разум в дронах. Пока. Но вы назовите мне научное заведение, где работа идёт сразу без сучка и задоринки. Где? Где оно такое заведение? Возьмите ядерщиков… Или, вот, ракетчиков. Сколько ракет они перемолотили, сколько народу положили, прежде чем смогли вывести на орбиту маленький бибикающий шарик? Призываю вас, Алехандро, вдумайтесь в это. Великие «К», культ которых я здесь повсеместно наблюдаю, разве вам не пример? У них тоже были тяжёлые времена. Но ведь они не падали на пол и не бились в истерике. Наоборот, напасти только укрепляли их. Вот и ты, представь себе, что сейчас самое время закалять свой характер, тренировать силу воли и оттачивать величие разума.

И он ещё раз сделал отточено величественное движение рукой и причмокнул.

Некоторое время спустя они всё также сидели неподвижно и молча, думая каждый о своём, и глядели в окно, на тянущиеся от земли и до низких, всклоченных туч рваные струи снега с дождём. На покрытую мокрой снежной кашей утоптанную площадку перед Карчмой. На обвисшие от налипшего льда и снега голые ветви окрестных кустарников и на еле видимые вдали сопки, по которым ползал тяжёлый, холодный дождевой туман. Наконец, Алекс заговорил:

— Я не впадаю в истерику и не бьюсь об пол, но и пребывать в благодушии не могу. Мне кажется, я реально оцениваю ситуацию, а она сейчас такова, что у нас… у меня ничего не выходит. Всё как было два месяца назад, так и осталось. Сам видишь — они не просыпаются, а я не знаю, что надо сделать, чтобы их разбудить. Уже, кажется, всё перепробовали: и включали их по-разному в разные корпуса, и операторов им меняли, и архивы Корнея пересмотрели, всё, что нашли. Но до сих пор так и неясно, отчего и как они у него проснулись, в какой именно момент. И сами кристаллы, как только не исследовали, только, что лазером не вскрывали. И меня дома психологи измучили своими тестами, как кролика, видеть их уже не могу. С работы ушёл, институт поменял, изучаю теперь роботостроение. Сам захотел, а родители недовольны, хоть и молчат пока, думают, что я с какими-то авантюристами связался. Но это всё так… можно перетерпеть. Самое главное, что я сам недоволен, мне самому противно моё бессилие и моя бесполезность…

Со стуком и топотом вышел из мастерской громадный чёрный паук Карчмаря с каким-то непонятным агрегатом под мышкой. Зыркнул на них окаянным глазом, буркнул что-то типа — «развелось бездельников, работать мешают» и грузно пошагал на улицу, громко хлопнув выходной дверью. Алекс тяжко вздохну, а Педро, как ни в чём ни бывало, продолжил свои упражнения в моторике. Совершив очередной цикл церемониальных движений, он несколько громче обычного глотнул, шумно выдохнул, глубоко вдохнул и, важно растягивая слова, произнёс: