Тени острова Дронов (СИ) - Страница 3

Крапаем и мучаемся, так как задачку мы себе поставили непростую — надо нам в этом коротком посте выложить: и что мы толкаем, и сколько у нас его есть, и почём мы за него просим. И при этом надо ещё своё инкогнито не раскрыть, чтобы на нас те же граберы не вышли, которые простачков у барахолки с хабаром ловят. Это если туда. А если оттуда, то уже с товаром и деньгами. А если прямо там, то с хабаром, с товаром и деньгами одновременно. Сразу, то есть. Кому как повезёт. Хорошо ещё, что у нас не все деньги налом ходят. Основную массу народ на счетах держит. А со счёта увести трудно, я даже не знаю как. Ну, может, если добыть пароль и ник…

Потому-то инкогнито здесь и очень важно. В смысле, жизненно необходимо. Собственной скрытностью тут прямо все озабочены. Все как есть шифруются на раз и на два. Никто своим настоящим именем не пользуется, у каждого кличка-ник, а на эту кличку ещё своя кличка, чтобы никому не понятно было, кто какой под каким ником скрывается.

Например, Валетчика Валетчиком только я зову. А официально он числится как Валентный Читер. Потому как по латыни это значит «сильный взломщик». Х-хе. Типа, он мне так объяснил. Но обычно, его называют просто — Чит. А я вот привык больше Валетчиком. А он меня Мэтом зовёт. Или — Мэтью, иногда. Когда как. Потому, что я себе кличку выбрал — Хэви Мэталл.

Я, как на Остров пришёл, долго мучился, как назваться. А потом вспомнил, что у матери в столе, диски древние, лазерные ещё, валяются. На них чёрные рожи размалёванные, не-пойми-кого, и это самое «хеви мэталл» написано. Ну, я и выбрал. А что? Не суть, тут всякие встречаются. Ещё и похлеще моего есть. Ну да, не о том же, в смысле, речь.

Сидим это мы, значит, за монитором древним, элсидишным, в таверне, и пишем это наше объявление. А на улице уже далеко за Островной полдень, в зале пусто — весь народ в поле, пропитание себе добывает. В поте с лица своего. Со всех сторон отдалённых доносятся выстрелы, взрывы, свисты и шипения — это военная Островная механика всех времён и народов от нашего брата дроннера отбивается, жизнь свою бесполезную отдавать за просто так не желает. А вот уже ближе к вечеру, начнёт народ к таверне подтягиваться: хабар сбывать, бартеры устраивать, байки травить про приключения свои, новостями обмениваться. Общаться, в смысле. Короче, шумно станет, тесно и неудобно. Вот мы слегка и торопимся дописать и на доску объяву отправить, чтобы нам никто не мешал.

И тут подваливает к нам неожиданно из дальнего угла зала, этакий видный франт. Машинка у него ничего, вполне крутая — средний боец с неплохими наворотами. Походка уверенная, мягкая, не дёрганая. Чувствуется сразу — опытный товарищ, не лох какой, отвислым задом не виляет. Подошёл, посмотрел на нас с лёгкой улыбкой и спрашивает мягким таким, вкрадчивым голосом:

— «Что, добрые господа, у вас за трудности? Давно я на вас смотрю, и никак не пойму — то ли вы письмо любовное сочиняете, то ли стихи пишете, то ли декларацию о правах человека в образе дрона конспектируете. Может вам помощь какая-нибудь требуется? Не стесняйтесь — первейший долг благородного кабальеро оказывать помощь страждущим, по мере сил своих и возможностей».

Ну, как-то так он выразился. Я, вообще-то, сразу и не въехал. А вот Валетчик вскинулся:

— «Идите, говорит, себе сударь, боком, плиз-з. Хотите себе — налево, а хотите себе — направо. Мы тут тет-на-тет общаемся, и в третьих лицах надобности не испытываем».

Вроде как, почти вежливо сказал. Он у меня вообще-то, гоношистый. Вечно встревает во всякие лязги-дрязги. А я его потом оттуда достаю. Иногда по частям. Одно слово — задира.

А франт этот усмехнулся слегка, и снова к нам обращается:

— «Напрасно вы, добрые юноши, от помощи моей отказываетесь. Я ведь не просто так подошёл, а от всей души — по доброму делу, да с добрыми намерениями. Если вам, например, хабар выгодно сдать надо и на кидалово не нарваться, то милости прошу — всегда к вашим услугам. Ценой не обижу, если товар того стоить будет».

Валетчик тут сразу и задёргался — мол, какой хабар, да с чего вы взяли? Какие ваши подозрения? А тот ему ласково так:

— «Я тут, славные мальчики, не первый год островные тропки утаптываю, много чего насмотрелся и много чему научился. И муки ваши душевные мне легко понятны, дорогой Чит».

Ну, тут Валетчик, вроде как испугался, что ник его известен, и отнекиваться начал:

— «Не знаем даже, откуда вам такие подробности известны, сударь, и отчего такое подозрение ваше. У нас даже и в мыслях ничего подобного не вертится».

А франт ему, серьёзно так:

— «Настаивать не стану, это не по-кабальерски вовсе. Я просто так, по доброте душевной, помочь хотел, а не хотите, так и не надо. Смотрите только на каких-нибудь ушлых барыг не нарвитесь, а то мало не покажется, когда они вас сделают в одну левую».

Ну и, вроде как, отходить хочет.

Тогда Валетчик и сдался нехотя, и говорит ему нормальным своим голосом, без выпендрёжу уже:

— «Ладно, ваша правда, сударь, есть у нас немного хабара, и мы бы хотели его повыгодней продать, да опыта в этом у нас пока ещё нет».

— «Прекрасно, добрые юноши, — говорит франт, и пристраивается к нам, — значит, и верно, помощь моя вам как раз к месту придётся, словно страждущему пилигриму в пустыне сарацинской, алтарь отца нашего небесного».

Ну, так как-то, в общем. Он всё время так странно разговаривает, вроде как бы, смеётся над тобой постоянно. Только не зло смеётся, а вежливо так, на «вы». Иногда понятно выходит, что он сказать хотел, а по большей части, трудно уразуметь, что в его словесных завитках скрывается — мудро накручивает. Да и имя у него странное — Педро, и притом, Крот. И никак я понять не могу, то ли это и впрямь имя его, то ли кличка, а то ли, и того хуже — ник.