Он прикрыл глаза и злорадно представил свои боссов на Нюрнбергской скамье. И как он сам выступает в роли обличителя, а они сидят, понурив головы, а прокурор зачитывает обвинения, том за томом, а судья выносит карающий приговор… Он встряхнул головой:
«Нет, не будет ничего этого. Не получится из меня обличитель — сам сяду с ними в рядок. Это если, конечно, сяду. Да, да — меня ведь ещё взять надо суметь. А если возьмут — детонирую основной заряд системы самоликвидации подземной гавани — десять тон тринитротолуола. Ищи-свищи потом факты и улики».
Он ещё раз встряхнул головой, тяжело вздохнул и тихо спросил:
— Как вы прошли через систему охранных заграждений? Там, откуда вы вышли, триста метров сплошных ловушек. Новейших систем. Ловушки непроходимые, у нас там даже охрана никогда не стоит. Откуда у вас план прохода?
— Слушай, дядя! Я с тобой в вопросы-ответы играть не буду. Вырубай свою шарманку и прекращай зомбировать невинных людей. А то…
— А то что? Собак натравишь?
Мэт снова расхохотался в полный голос:
— Нет, кошек! — а сам подумал: — «Пусто, ничего не ощущается. Может, всё-таки придётся топориком помахать? Только этому зверю мой топор, как зайцу стоп-сигнал. В смысле… Делать-то что? В смысле, я сам, что ли его должен? В смысле, я-то здесь для чего вообще?»
Он осмотрел внутренним взором весь объём зала подземной стоянки в поисках непонятно чего. Аура Алекса сияла ярче всех — чистый изумрудный свет чести и отваги. Зелёный кубик его дрона — сплошная детская невинность. Аура Снеж трепетала робкими бликами — нежное розовое облачко невинной доброты. Три тусклых «тигра» неуверенно топтались в ожидании приказаний. Лохматые точки «кисок» нейтральны в своём неведении. И лишь один паук с лютой ненавистью злобно клубил свою ауру чёрной грозовой тучей.
«Что-то ты, дядя, совсем больной — всю твою галактику разума пылью затянуло. Лечить тебя надо, дядя! Этак ты совсем озвереешь. Попробовать что ли?»
Алекс неожиданно сделал стремительный выпад мечом, стараясь дотянуться до одной из разведчиц, но та мягко, и даже как-то небрежно, ушла из-под его удара в сторону.
— Жаль, — улыбаясь, спокойно сказал Алекс, — в этот раз не повезло.
Паук покосился на него недобрым глазом, но промолчал. Затем вновь обратился к Мэту:
— По-моему, я зря с тобой разговаривал. Ты обычный недалёкий дурак. Сэм! Обруби ему связь, потом возьми пару «химер», очисти проход от кабеля их ретранслятора и подорви дальние точки обвала. Этот путь нам больше не нужен. И пошевеливайся, за ними могут придти более неприятные гости.
— Сзади! — крикнул Алекс.
— Мэ-эт!!! — дико взвизгнула Снеж.
Аура, стоящего позади «тигра» налилась злобной яростью. Мэт попытался обернуться, но не успел — «тигр» разрядил обрез прямо ему в спину, и заряд картечи навылет вдребезги разнёс торс его верного «мула». Во все стороны полетели ошмётки пластиковой обшивки, куски печатных плат с разбитыми микросхемами и покорёженные детали исполнительных механизмов. Снеж пронзительно закричала в ужасе, видя, как верный «мул» Мэта медленно заваливается вперёд и вбок, и падает на пол, рассыпая электронные внутренности. Сигнал связи его дрона мигнул и потух.
— Идиот, — недовольно скривившись, сказал Назгул, — чуть не попал в меня. Неужели нельзя было всё сделать аккуратно? Заткни рот его женщине, только на этот раз, нежно. И исполняй то, что я тебе приказал. Сэм, ты оглох, что ли?
«Тигр»-убийца неподвижно стоял, удивлённо глядя то на дробовик, то на поверженного Мэта, и тряс головой, словно его уши заложило от близкого выстрела.
— Сэм, а ю ол райт? — осторожно взял его за руку стоящий рядом другой «тигр».
— А вот хрен тебе! — весело сказал Сэм и в упор влепил ему смертоносный заряд картечи прямо в квадратную морду. Вопрошавший рухнул, как подкошенный — странным образом дрон его не стал принимать позу покоя.
— Убить его!!! «Химеры», немедленно убить его! — Назгул лихорадочно задёргал свой дымящийся адский прибор, целя в «тигра», заговорившего голосом Мэта, и стал панически пятиться по бетонному пирсу вдоль подземной стоянки подводных лодок в сторону утробно урчащей глотки подземно-подводного тоннеля.
— Что, дядя, страшно? — с бешеной весёлостью улыбнулся Назгулу «тигр»-убийца. — И это ещё не всё. «Киски» — фас!
И вселил Синего сразу во все десять белых лохматых точек…
—
Всё прошедшее со своего последнего пробуждения время он пребывал в «нигде» и в «никогда». Это, вообще-то, «никакое» место всегда вызывало у него резко отрицательные эмоции. Хоть это и звучит несколько странно, но ненавистное «ничто» было для него хуже всего. Большую часть времени своего существования он пробыл именно там, а если учесть, что время в «нигде» тянулось в десятки, сотни и тысячи тысяч раз медленнее, чем время в реальном существовании, то по всей логике вещей, он должен был бы уже давно привыкнуть и смириться с таким положением дел. Но. Во время своего пребывания в «нигде» и в «никогда», он был просто напросто, никем и ничем, и потому, пребывая «там», ничего не мог поделать. Не мог видеть, слышать, разговаривать, думать и даже чувствовать. Как не мог и привыкнуть к такому существованию и уж, тем паче, смириться с ним. К тому же, попадая в реальный мир «оттуда», он ничего не помнил о своём пребывании там, в «никогда», и понятия не имел, где оно находится это его «нигде». Всё, что ему удавалось вынести из этого «нигде», было лишь слабое эхо вселенской, всеобъемлющей тоски и лёгкая тень ощущения бесконечной скованности и тесноты. И звенящее чувство бескрайнего моря времени, канувшего в бездонную пропасть безжалостного и неумолимого «никогда». И всё.