Мэт с удовольствием потянулся, сидя у себя в кресле. «Мул» повторил его движение в несколько комичном виде — вытянул все ноги в стороны и… резко их отдёрнул. Ну, конечно! Кеша успел кусануть за голые пальцы, слишком близко оказавшиеся возле его наглой пасти. Да-а… Думать это приятно. Надо будет чаще так делать. Х-хы… Старая, однако, шутка, но правильная. В смысле, точная.
Вот тебе, значит, и «ш-ш-ш»… Вот, похоже, откуда ему достался Синий. От чёрного вояки. Переплыл каким-то образом.
«Надо будет, когда всё кончится, хорошенько разобраться со всей этой мозговой заморочкой. — неторопливо подумал Мэт. — Ну, в смысле, откуда и что значат мои способности. С Алексом сядем вместе, и разберёмся. И с Валетчиком, то есть, со Стеклярусом. И обязательно со Снеж. А Педро… ну, может, и его позовём. Вместе непременно разберёмся. Хотя бы потому, что Вале… Стеклярус одновременно и астроном и экономист. Будет у нас главной ударной силой по науке. Да-а-а… А я над ним тогда посмеялся зря. А он тогда прав был — не может человек из-под железного люка вылезти просто так. В смысле, в дроне. И вот, значит, в какие игры они играли в подземельях под железными люками — в игры разума. Прав был Валетчик, прав. Не люди они. А, может, он и насчёт теней прав? Что мы знаем о теневом мире? Ничего. Вдруг и там свои игры есть? Вот, мой дар, это что? Если конкретно подумать. В смысле, если напрячься, то выходит, что я могу видеть разум. Ну, или его образ. Ну, или мне кажется, что вижу. Типа ауры, что ли? Аура это образ энергетической сущности. А энергетическая сущность есть у всего. И у человека, и робота. Только у человека она живая, а у робота… э… не живая? Ладно, не буду пока ничего формулировать. Позже с Ва… со Стеклярусом сформулируем.
Вот у Алекса я видел — три светящиеся туманные области в районе э… пустых пространств. То есть, если сравнивать образ разума со звёздным небом, то разум в целом — это галактика. Вид у всех разный, но чаще всего шаровой формы. И цвет у всех разный — синий, белый, красный… Алекс — зелёный и яркий. Ярких мало. Вообще-то пока только одного и видел.
Далее. Наверное, все эти миллиарды «образных» звёзд — нейтроны. Ну, в мозгу ведь нейтроны главные? Вот они и сияют. А которые не сияют, те ещё не задействованы. В смысле, вхолостую простаивают, не пашут. Вот в таких тёмных, «пустых» пространствах у Алекса три разноцветных светящихся области. Места там полно, а области небольшие. Там ещё много таких поместится. Наверное, это те самые разумные дроны там сидят. Которые спят. И связаны те области с центром светящимися пучками. Как лучами света. И на них нашлёпка стоит чёрная. Как пробка. В смысле, у Алекса. А я её сдул… типа. Рукой ухватил и всё — чисто. И сразу стало видно, как эти его области засияли радостно. Такие вот, в смысле, дела.
Наверное, и Синий мой так же. Плавает областью в моём разуме. Эх, жалко я себя не вижу со стороны… Так бы взял свои глаза, и повернул их внутрь зрачками, чтобы увидеть свою конструкцию».
И Мэт стал старательно «загибать» свои глаза в надежде узреть-таки свою сущность. Через некоторое время заболели глазные мышцы, и эти бесплодные попытки пришлось прекратить — всё равно глупо, ибо не глаза тут нужны. Да, вот ещё, зачем мне нужен Алекс. Ему надо будет всё объяснить, и он непременно всё сможет перенять. И мы тогда с ним… И попросить у него кристалл одного разумного дрона, чтобы поселить в нём Синего. Если у него есть свободные кристаллы. Что, Синий, хочешь тело получить? Ага, хочешь, а молчишь. Эх ты, Синявка…
Мэт посидел ещё почти час, рассуждая о всяких делах — о своём даре, об Алексе и его разумных дронах, о Стеклярусе-Валетчике, который прав, и о многом другом. Пока, наконец, не сообразил, что старательно избегает мыслить о том, куда он в данный момент направляется, что там собирается делать, и для чего ему вообще это надо. И, самое главное, он старался не думать о Снеж и её проблеме. Словно боялся спугнуть стоящее за всем этим… явление. А и ладно, раз не надо, так и не будем думать. А вот давай-ка подумаем о чём-то другом…
«А вот поехали мы как-то с батей, лет пять назад, осенью на кетовую рыбалку. Поднялись на моторке до браконьерской тони у Орловской протоки. Огляделись — порядок, чисто. Рыбнадзор водку пьёт, как и положено — все их лодки причалены к берегу, а сами в сторожке на бугре. Ну и, встали мы в очередь сплавляться к таким же гаврикам, как и мы. И вот очередь подошла, батя конус завёл, сетку растянул, и поплыли. Я на вёслах, табаню и равняю. Батя конец шнура держит, за клёвом следит. Плывём — мечтаем. А на речке — красота, ветра нет. Облачка воздушные перистоногие висят неподвижно, млеют. Водичка так тихо-тихо плещется. Течение несильное тащит нас вдоль низких, кустистых берегов. Плавненько так. Рыбка ловится — батя чувствует, как она в сеть натянутую бьётся с налёту… И тут, глядь — братцы-браконьеры ниже по течению врассыпную кинулись, кто куда, в кусты ховаться. Всё, краевая идёт! Драпать надо пока не сцапали. Это тебе не местные инспектора, от них водкой не откупишься. И бросает мой батя конец сетки с грузилом за борт — она на дно ляжет, по течению вытянется, там и останется. Инспекция пройдёт. Мы кошку кинем, зацепим родимую, рыбку выберем, и по новой запустим. А пока, движок запустили и в лабиринт проток на полном газу унеслись. В лабиринте фиг поймаешь…»
Мэт встрепенулся, вскочил, откинул зарядку и вынырнул на улицу. Новое чутьё не обмануло его — со стороны Восточных Уделов показался медленно бредущий в ночи робот. Он шёл на запад по тропе, в сторону Четвёртого Бастиона, механически переставляя конечности и совершенно не глядя по сторонам. Это Мэт рассмотрел, когда шаркающие шаги и смутный образ приблизились на достаточное для его электронных глаз расстояние. Дроннер, не обращая на него никакого внимания, поравнялся с ним и продолжил свой путь на запад, с трудом поднимая и слегка подволакивая свои ноги. В призрачном свете туманной Луны он выглядел мертвяком, если такое понятие можно применить в данной ситуации. Образ его внутреннего мира был бледен и мутен, как и сумрачный вид сырой зимней ночи снаружи.