Тени острова Дронов (СИ) - Страница 48

«Ну, вот, начинается, — с вялой тоской подумал он. — Сейчас на меня посыплются всякие напасти — и буду я всё видеть, всё слышать, и ещё, — не дай бог! — всё знать. И за что мне такая радость?»

Нет, «тёплых точек» на этот раз не наблюдалось. Зато, глядя на Стекляруса, он ощутил его образ. Да, именно образ. Не вид! Но образ — лёгкое прозрачное облачко с радужным отливом, даже скорее, лёгкий намёк на облачко — вот ближайшая аналогия этому видению. И он его не видел — он его ощущал. То есть, видел тем же, чем и «точки», не глазами, а… Чем? И в этом прозрачном, эфемерном облачке он различал мельчайшие мерцающие… крапинки. Их было много — мириады, и они, посверкивая, качались на незримых волнах. Кружились, образуя сияющие вихри и светящиеся туманные водовороты. Плыли, уносимые течениями пылающих еле ощутимых огненных потоков… И было это завораживающе красивое зрелище. Даже нужно сказать — прекрасное видение. Такое, что дух захватывало. Сначала все крапинки показались ему совершенно одинаковыми. Затем стали замечаться особенности — размер, цвет, характер мерцания, скорость вращения и даже вес у всех были отличные. И всё это он замечал тем лучше и чётче, чем дольше и внимательнее всматривался в этот, блистающий, неожиданно открывшийся ему мир.

«Надо же, — с лёгким удивлением подумал Мэт, — человек изнутри весь светится! И как это всё похоже на звёздные системы! Даже созвездия можно различить. Это прямо как звёздный мир, как Вселенная. Да, Валетчик, то есть, Стеклярус, сюда бы твой телескоп нацелить да посмотреть».

Возможно, и даже, скорее всего, наверное, этот, ощущаемый им образ на самом деле «выглядел» совершенно не так, как ему это показалось. Просто, встречаясь с новым, неведомым ранее явлением, наш разум пытается подобрать ему наиболее подходящую аналогию из своего арсенала известных и уже устоявшихся понятий и определений. И точность приближения к действительности в отображении нового явления будет тем выше, чем богаче и обширнее этот арсенал.

Через некоторое время он с неохотой оторвал «взгляд» от внутреннего мира Стекляруса и перевёл его на Снеж — непохожесть и похожесть одновременно — другая форма облака и другие очертания «созвездий», вихрей и потоков — свой уникальный мир. Мэт не считал себя романтиком, наверное, потому, что не знал точно, что это такое. Но сейчас он залюбовался красотой внутреннего мира своей недавно обретённой подруги, и с замирающим дыханием следил за стройными изменениями в его структуре. Это было нечто невообразимое — вселенная Снеж казалась ему прекраснее всего, что он когда-либо видел. Во-первых, это сияющие своей чистотой и необычайной сочностью краски; во-вторых, это плавные и изящные изгибы звёздных спиралей и скоплений; в-третьих, это кристальная ясность и прозрачная глубина всего её облачного образа; в-четвёртых… в-пятых… Он заворожено смотрел и смотрел не в силах отвести «взгляд» от этого дивного видения. А Снеж всё беседовала со Стеклярусом, и в её внутреннем мире происходили самые разнообразные изменения. И неожиданно он понял, что улавливает, чувствует суть этих изменений.

«Это, наверное, её эмоции, её настроения, — подумал он. — И мысли! Если так дальше пойдёт, то я смогу видеть и понимать всю её внутреннюю жизнь. И понимать её мысли! Совершенно неясно, зачем мне это надо, и почему именно мне? Но, что я могу с этим поделать? Я этого не хотел. Я даже не знал, ни сном, ни духом, что такое, возможно. Что вообще возможно такое хотеть. Наверняка мой дрон снова тут не причём, наверняка это я сам так умею. А роль дрона не более чем роль мушки на конце ствола — просто помогает прицеливаться. И стоит один раз «прицелиться», или, вернее, настроиться на кого-то, как дрон становится ненужным».

И чтобы в этом убедиться, и чтобы не было больше сомнений на это счёт… Он снял перчатки и обруч, бросил их на стол. А для чистоты эксперимента вырубил ещё и компьютер, нисколько не заботясь о корректности своих действий по завершению соединений и программ. Глубоко вдохнул, задержал дыхание, и медленно выпуская воздух сквозь сжатые губы, закрыл глаза. Экраны погасли, и компьютер затих. В комнате воцарились темнота и тишина. Плотные шторы не пропускали даже всполохи рекламных иллюминаций над административным центром их района.

Вначале было пусто. А потом, далеко-далеко на западе, сквозь плотно закрытые веки, опущенные шторы и тысячи километров зимней темноты, он увидел то, что ожидал. И совершенно этому уже не удивился…

Он лежал одетым на своей не расправленной кровати и спокойно спал. А его внутренний мир на подсознательном уровне вёл титаническую работу — усваивал и упорядочивал полученную за день информацию. Отголоски и промежуточные результаты этого труда иногда выдавались наверх, на рассмотрение дремлющего сознания, в виде сновидений с образами, звуками и ощущениями впечатлений. И далее, закреплённые ассоциативными связями, отправлялись на хранение в сплетения нейронных сетей. И использовались по необходимости.

Во сне он видел себя одновременно и со стороны, и изнутри — такой огромный, бескрайний, живой мир с сияющими звёздными россыпями обиталищ разума и таинственными тёмными туманностями первобытной, неосвоенной материи. По стремительным транспортным магистралям силовых полей неслись потоки энергетической плазмы, питающие все происходящие в этом мире события. Радужными всплесками радиаций вспыхивали мыслительные процессы, пронизывая упорядоченные структуры хранилищ жизненной информации, с газообразными облаками эмоций и пылевыми поясами несформировавшихся ещё понятий.